Ичиго/Бьякуя

[kira-ena]

Самая-самая любимая НЦа.

Ссылка (Яндекс Копия) - hghltd.yandex.net/yandbtm?fmode=inject&url=http...

Нет. Нет… Не-ет…
Кучики, едва не застонав вслух, уронил голову на руки. Бармен понимающе посмотрел на него, но профессионально промолчал, только налил новую порцию виски.
Бьякуя в который раз задался вопросом: что он вообще тут делает? Задание… Как же, задание – смешно. Как будто толпа шинигами, и без того гуляющих по этому городку, не смогла бы перебить нескольких несчастных Холлоу! Нет же, он с маниакальным упорством выпрашивал себе командировку на грунт. Зачем?
Мужчина залпом проглотил содержимое стакана. Сколько ни ходи по замкнутому кругу, все одно получается. Чертов Куросаки. Чертов. Нахальный. Бешеный. Мальчишка. Невозможно простить. Невозможно не думать.
Кучики думал. Думал, почему не находит себе места с момента боя на скале Соукьеку. Думал, почему так задело его фамильярное обращение. Думал, почему кисть вместо сухого «отчет» выводит имя. И еще была тысяча этих несчастных «почему».
Додумался.
Стеклянно зажурчало спиртное; Бьякуя уставился на бутылку в руке бармена, чуть помедлив, отобрал ее и поднес к губам. К стойке почти беззвучно подошел поздний посетитель, облокотился по-свойски.
- Ты же знаешь, несовершеннолетним не наливаем, - недовольно заметил бармен.
- Да ладно тебе, завтра воскресенье, можно расслабиться.
От этого голоса по спине Бьякуи прокатилась холодная волна. Потом горячая. Он повернул голову и сфокусировал взгляд на рыжих волосах, торчащих во все стороны.
- Куросаки?
- Бьякуя?! – риока подскочил и уставился на него. – Ты… ты что тут делаешь?!
- Работаю, - коротко ответил тот. Потом сообразил, что сказал, и поправился: – Точнее, отдыхаю после работы. А ты почему здесь? Ты еще маленький, чтобы пить.
- Я о том же, - бармен хитро, по-дружески подмигнул Куросаки, из чего Кучики сделал вывод, что мальчишка здесь часто бывает. – К тому же, заведение закрывается.
- А все-таки, что ты тут делаешь? – спросил Ичиго, когда их вежливо, но твердо выставили за дверь.
- Сказал же – работаю. Командировка.
- А-а… - протянул Ичиго, будто все понял – а может, и правда понял. – Ну… пойдем, прогуляемся, что ли? Город покажу.
Бьякуя кивнул, даже не подумав. Впрочем, что толку было в раздумьях, если они – пусть и не так давно – сошлись на одном. Он мог обманывать себя. Мог запрещать себе вспоминать яркие, будто пылающие, глаза, сурово сведенные брови и глубокую морщинку между ними. Не помогло – стоило один раз ослабить контроль над сознанием, как ответ пришел сам собой. Нахальный рыжий мираж – образ проклятого риоки явился во сне, вызывая шквал тщательно подавляемых эмоций. Эмоций – и желаний.
Куросаки спокойно шагал рядом, не подозревая, какой ураган бушует в душе и в сознании Бьякуи. В ту памятную ночь, что-то около недели назад, капитан проснулся в ужасе от осознания факта, как мир простого и такого же шокирующе непостижимого: он, Кучики, хочет мальчишку-плебея, единственного, кто посмел его победить. Если бы он мог позволить себе поблажки, наверное, надирался бы каждый вечер – но это было ниже его достоинства. Поэтому Бьякуя сходил с ума – тихо, сознательно, но от того еще более верно.
Какого черта его все-таки принесло сюда? Себя Кучики уверил в том, что хочет разобраться в клубке запутанных мыслей. Не сработало – в этом городе, где, кажется, каждый камень в фундаментах зданий был пропитан ошеломляющей рейацу Куросаки, из-за которой одной можно было его желать, абстрагироваться от навязчивого образа решительно не удавалось. Наоборот – сны стали куда откровенней, фантазии занимали его даже днем. Неудивительно, что в последний день командировки Бьякуя все-таки решил напиться – непременно до потери сознания, чтобы не видеть больше этих дразнящих снов, в которых Ичиго так легко раздвигал для него ноги.
И вот результат – объект его непозволительной, недостойной страсти находится на расстоянии вытянутой руки. Нужно только скрутить его заклинанием – и украсть хотя бы пару поцелуев, жадных, торопливых, грубых…
- Ты даже в гигае не расстаешься со своим шарфом, - голос мальчишки прервал уже ставшие кровожадными размышления Бьякуи.
- Это привычка, - он сам не понял, что заставило его отозваться – может, искреннее любопытство в этом голосе? – Я с детства ношу шарфы. У меня было слабое здоровье.
- Тебе идет.
Что это – комплимент? Нет, тон слишком естественный – значит, просто сказал, что думал. Немногие так умеют – еще один фактор его привлекательности.
- Спасибо, - Бьякуя не сдержал интонацию, и в нее вкралась досада: они оказались прямо перед домом, где шинигами снял квартиру. И вдруг, ни с того ни с сего, спросил: - Зайдешь ко мне? Если хочешь, даже могу предложить выпить.
Ичиго фыркнул:
- А почему нет? Если сам Кучики Бьякуя приглашает – сложно устоять.
Ичиго не умел разглядывать исподтишка, потому смотрел на сидящего напротив человека прямо – иногда едва не смущенно отводя взор. Он не очень понял, что Бьякуя делает в городе – сказал, командировка, но они бы и сами справились. Может, следил за тем, что творит Урахара? Впрочем, после пары стаканов какого-то крепкого напитка мысли перетекли на другое.
Судьба, кажется, издевалась над и.о. шинигами. После возвращения к обыденной жизни (перемежающейся охотой на Пустых) он часто вспоминал пережитые приключения… но особенно часто – Бьякую. Сперва думал как о противнике; во сне вновь и вновь дрался с ним – все лучше, чем с собственными чокнутыми составляющими. Потом как-то задумался над словами Иноэ, восхищавшейся красотой аристократа, и пришел к выводу, что она права. Кучики был очень привлекателен – куда там многим девушкам…
Вот тут-то все и началось. Ичиго проклинал собственное сознание, услужливо подсовывавшее видения: струящиеся темные волосы, которые, наверное, так приятно пропускать между пальцев, фиалковые соблазнительно блестящие глаза, даже на вид нежные и мягкие губы, тонкие руки, которые могли бы лечь на плечи, и… Тут он, как правило, отгонял ставший ненавистным образ, стараясь переключиться на что-нибудь более безобидное.
Однако сегодня ему было не отвертеться – объект фантазий задумчиво разглядывал край своего шарфа, небрежно брошенного на колени; на обычно каменном лице читались отголоски смешанных эмоций. Ко всему, вместо просторной формы из плотной ткани на нем были невозможно обтягивающие брюки и полупрозрачная рубашка – как только из Сэйретея в таком виде выпустили? – а волосы без дурацкой заколки свободно рассыпались по плечам. Ичиго понял, что ему надо что-нибудь сделать, иначе он просверлит в Кучики дыру.
- Я сейчас, - неловко улыбнувшись, он поднялся и торопливо вышел.
****
Когда из ванной донесся шум воды, Бьякуя шумно выдохнул. Он чувствовал тяжелый взгляд мальчишки, но боялся посмотреть в ответ – а ну как заподозрит, заметит, догадается? Между тем дышать уже не было никакой возможности; Куросаки, который мирно попивал коньяк, запасенный хозяином для квартиросъемщиков, наверняка не ощущал, но ситуация становилась все более напряженной. Попытка поразмышлять привела только к решению прогуляться в ванную, как только Куросаки выйдет.
Бьякуя развернул кресло от двери, поэтому и упустил момент, когда Ичиго, успевший научиться скрывать рейацу, появился за спиной. На плечо опустилась рука, Кучики вздрогнул и поднял голову.
- Не верится, что ты без этой костяшки, - хрипло сказал Ичиго, проводя другой рукой по темным волосам. Бьякуя застыл, взглядом прикипев к лихорадочному румянцу на его щеках и падающим с взъерошенных волос каплям воды. Повисла звенящая тишина, а потом Ичиго наклонился и поцеловал мужчину.
Бьякуя вцепился в его плечо, вставая одним неловким быстрым движением, обхватил за талию, прижал к себе. Куросаки часто-часто дышал, его лицо горело; он легко уступил инициативу, подчиняясь вторгшемуся в рот чужому языку. Бьякуя, почти не соображая, что делает, начал стягивать с него футболку; почувствовав металлический привкус, разорвал поцелуй, глянул – губы у Ичиго были пересохшие и потрескавшиеся, нижняя, лопнув, начала кровоточить. Кучики зализал ранку, запустил руку в лохматые волосы, притягивая для нового поцелуя. Ичиго закрыл глаза, рыжие ресницы трепетали.
«Я сплю», - повторял про себя Бьякуя, лихорадочно целуя пылающие щеки. – «Этого не может быть, это бред… надо было выпить больше… ками-сама, да что же это со мной? Он же ребенок… невинный совсем ребенок…» Опомнившись, он попытался оттолкнуть парня, но Ичиго обнял его, стиснул так, что кости затрещали – пятнадцать лет, а силен, зараза! – впился в губы, неумело, но напористо, кусая, царапая зубами. Кучики плюнул на моральные нормы, свалил мальчика на ковер; это оказалось очень легко – Куросаки был почти одного роста с Бьякуей, но зачем-то привстал на носки и равновесие потерял от легкого толчка.
Оказавшись в горизонтальном положении, Ичиго снова зажмурился, отвернул голову; подчиняясь торопливым рукам, сам снял футболку, расстегнул джинсы, но на этом его пыл поубавился – он закрыл лицо руками и сжался, когда Бьякуя логически продолжил его действия. Отбросив одежду парня в сторону, Кучики зачарованно уставился на обнаженное тело: широкие плечи, тонкая талия, длинные стройные ноги – картинка, будто из самых откровенных снов Бьякуи. Ичиго, замерший в ожидании новых прикосновений, глянул на него сквозь пальцы, перехватил пожирающий взгляд и вспыхнул до корней волос.
- Н-не смотри так… - хрипло проговорил он. – Это смущает…
- Что же еще делать? – Кучики, фактически пропустив его слова мимо ушей, вопрос задал машинально, не слушая, начал раздеваться сам. Ичиго растерянно крутанул головой и уцепил упавший на пол шарф:
- Вот.
- Что? – Бьякуя прильнул к нему, куснул в плечо.
- Завяжи, - лицо Куросаки стало густо-вишневым, но он упрямо сунул Бьякуе тряпку и сел. Кучики удивился, однако просьбу выполнил; когда мальчик стал поправлять повязку, чтобы не сползала вверх, Бьякуе будто что в голову стукнуло – он схватил Ичиго за руки, перебросив вперед концы шарфа, перетянул запястья, так что рефлекторно сжавшиеся кулаки оказались под подбородком.
Ичиго прикусил губу, только сейчас вспомнив свой сегодняшний сон – закрывающий глаза шелк пахнет сакурой, жесткие веревки натирают кожу, чужие пальцы на щеке, на груди, вниз по животу и… На этом месте он проснулся, отчаянно паникуя. Сейчас, кажется, он тоже спит. Нет, точно спит – иначе как объяснить, что Кучики Бьякуя, обжигая чувствительное местечко за ухом, шепчет ему какие-то глупости, похожие на комплименты? Что сильная рука прижимает его к груди мужчины – и слышно, как бьется созданное учеными из Сэйретея, но кажущееся таким живым сердце? Что пальцы гуляют по груди, выписывая невообразимые узоры, задевая ставшие вдруг такими чувствительными соски, отчего Ичиго уже не может сдерживать – тихие пока и почти жалобные – стоны и всхлипы?
Бьякуя не мог оторваться – целовал и гладил податливо изгибающееся, отзывчивое, желанное тело; потом, сделав над собой изрядное усилие, отпустил мальчишку, поднялся. Утром, умываясь, он случайно задел дверцу шкафчика, который раньше не открывал – все необходимые принадлежности ему выдали в техотделе, и он не нуждался в запасных щетках или кусках мыла. С верхних полок посыпались разные тюбики и баночки; на некоторых были компрометирующие надписи, словно хозяин квартиры знал, чем будут заниматься постояльцы – впрочем, чего еще ждать от людей, которые снимают жилье на два-три дня?
Сетуя на распущенность современной молодежи, Кучики вернулся в комнату… и застыл, заново пораженный открывшимся зрелищем. Ичиго, видимо, попытался подняться и, не рассчитав, ткнулся плечами в пол. Вид сбоку был восхитительный; Бьякуя невольно сглотнул, представив, как это выглядело сзади… И тут его посетила… кровожадная мысль – Куросаки, связанный, беззащитный… Вот он – шанс отомстить за постыдное поражение!
Кучики шагнул к странно извивающемуся Ичиго, дернул за идущий по шее перекрученный шарф – руки парня притиснулись к горлу, и он захрипел, – заставляя снова встать на колени. Внимание привлекла выпавшая из кармана брюк плетка. Вообще-то она применялась против мелких Пустых – стоило пару раз хлестнуть по морде, и рейацу на время блокировалась, – но кто сказал, что все вещи должны использоваться по прямому назначению? Бьякуя медленно опустился на колено, прижавшись к спине Ичиго, долгим, медленным движением лизнул край ушной раковины, прикусил мочку… и выдохнул:
- Сейчас будет немного больно… - рывком поднявшись, отвел назад руку и с оттяжкой полоснул мальчика по лопаткам. Куросаки вскрикнул, дернулся вбок, заваливаясь, но его тут же подхватили, возвращая в исходное положение. Новый удар пришелся по ребрам; Ичиго задохнулся, тонкая материя намокла от выступивших слез. К спине вновь прижалось горячее тело, ногти процарапали грудь, потом на живот легла ладонь – кожа нежная, гладкая, будто шелк, – погладила, постепенно спускаясь ниже. Ичиго чуть выгнулся, не сдержав стон… и тут же Бьякуя отпрянул, поясницу обожгло – а потом снова рука на животе, кончики пальцев болезненно-сладко надавили на лобок…
Чувствуя себя отъявленным мазохистом, рыжий подался к ласкающей руке, но мужчина даже не подумал касаться напряженного члена Ичиго – хотя его собственный чувствительно упирался парню в ягодицу – снова вскочил, хлестнул, сколько было сил, по бедру. Куросаки взвыл – Бьякую, кажется, еще больше заводила эта игра… впрочем, нельзя было сказать, что самому Ичиго это не нравилось.
Кучики понял это – и необъяснимая, нерациональная злость захлестнула его. Он отшвырнул плетку и встряхнул небрежно брошенные брюки. Из них выпала другая, использовавшаяся на манер лассо – с маленькой рукоятью, полностью помещавшейся в узкой ладони аристократа, но зато с длинными тонкими хвостами. Взвесив игрушку на руке, он с сожалением подумал, что она слишком легкая, чтобы можно было, к примеру, приложить по плечу, и, размахнувшись – аж свистнул воздух, рассеченный хвостами, – вытянул мальчика вдоль хребта; разлетевшиеся веером плетеные кожаные шнуры оставили мгновенно вспухшие полосы. Вот теперь Ичиго закричал по-настоящему, услаждая слух впавшего в мстительный гнев Кучики.
Куросаки устыдился вопля, достойного скорее женщины, и прикусил губу. «Это как в бою», - пришла вдруг шальная мысль – и от этого стало совсем жарко. Снова раздался свист – кончики хвостов, снабженные для удобства маленькими металлическими шариками, защелкали по бокам. Бьякуя обращался с плеткой виртуозно, будто только тем и занимался, что сек особо неугодных – или особо угодных? Удары сыпались градом… затем по пострадавшей коже, смазывая чем-то пряно пахнущим, пробежалась рука; Кучики прижался сзади, обнял за талию, потом обхватил ладонью член, двинул вверх-вниз…
Мальчишка выгнулся и застонал в полный голос; Бьякуя усмехнулся. Бешеная злость сменилась с трудом сдерживаемой похотью… но прежде он все же намеревался помучить нахала – чтоб знал в другой раз, как втаптывать имя Кучики в твердую землю Соукьеку… Так что, едва Ичиго немного разомлел от бережных прикосновений к возбужденной плоти, Бьякуя снова поднялся, отошел на шаг, чтобы удобней было размахнуться, примерился…
Ичиго заорал так, что, кажется, дрогнули стены – соседи уж наверняка услышали, ну да пошли они… Вдоль позвоночника налилась алым и почти тут же начала кровоточить длинная полоса. Запах крови, тягучий, острый, сладкий, сводил с ума; Бьякуя в который раз опустился на колени, почти припал к полу – и лизнул разрез – к вкусу крови примешался похожий на мяту отголосок мази – от поясницы до лопатки, продолжив движение языка к шее, хватанул зубами за остро выступающий позвонок. Ичиго дернулся, снова придушив себя; потом вдруг хмыкнул, дернул назад ногой явно в попытке пнуть мучителя… и ткнулся лбом в пол, разводя ноги.
Такого Кучики не выдержал – выронил плеть, схватил один из прихваченных тюбиков, торопливо размазал по руке массу, будто в насмешку, пахнущую клубникой. Мальчишка, подлец, еще и прогнулся, совершенно непристойным образом задрав зад; Бьякуя прижался к нему, продолжив облизывать сочащуюся алым рану, осторожно вставил, продвинул вглубь палец – спина-то это ерунда, а вот если Ичиго потом сидеть не сможет, не избежать Бьякуе шумного скандала с банкаем.
Хвала небесам, Куросаки только всхлипывал да извивался, пока Бьякуя хорошенько смазывал и растягивал узкое отверстие – наверное, обмолвись он хоть словом, Кучики бы снова вспылил, и тогда уж точно исполосовал бы парню спину до кровавых лохмотьев. Когда Бьякуя закончил свою кропотливую работу, у него стояло уже так, что было больно; он наспех обтер руку о бедро, чтобы не проскальзывать по животу Ичиго, обхватил его за талию и резко вошел, вызвав новый рваный вскрик.
Мальчик все равно был тесным почти до боли, но после нескольких отчаянных толчков это стало уже совсем неважно. Тем более, что буквально через минуту Ичиго начал реагировать на каждое движение не всхлипом, а протяжным глубоким стоном, и это тоже сводило с ума, заставляя сильнее притискивать его к себе. Куросаки выгибался так, словно хотел переломиться в пояснице, подавался назад, еще шире раздвигая колени – упал бы, распластался, если бы Кучики его не держал.
Бьякуе показалось мало – он вышел, слегка отодвигая парня, уложил его на спину, многострадальную, все еще кровоточащую – впрочем, Ичиго даже не дернулся, – подцепил под бедра, поднимая. Куросаки – то ли по наитию, то ли знал откуда-то – закинул ноги ему на талию, сцепил, прогнулся с просящим стоном; подчиняясь нечленораздельной просьбе, Бьякуя буквально вломился в тело – ответом послужил хриплый, едва не рычащий звук, даже и на стон-то не похожий. Кучики, наклонившись, поцеловал приоткрытые, снова окровавленные – лопнувшие уже в нескольких местах – губы… а потом вцепился зубами в узел на запястьях. Шарф, в таком положении грозящий придушить Ичиго его же собственными руками, не уступил попытке развязать – зато, стоило дернуть посильнее, сразу порвался, пополз лентами, сдавливая и без того посиневшую уже кожу. Когда на руках оставался совсем узенький кусочек, Бьякуя, перестаравшись, видимо, прихватил мелкую вену; вишневая кровь хлынула вниз – сложилось полное впечатление, что у Куросаки перерезано горло.
Наконец, путы лопнули – руки Ичиго безвольно упали вдоль тела, - Бьякуя отпустил одно его бедро и сдернул с лица парня ослабшую повязку; мальчик зачарованно уставился в лиловые глаза, уже не пытаясь отвернуться. Кучики вернул прежний бешеный ритм – и через пару-тройку ударов Ичиго застонал, срываясь в высокий крик, выгнулся почти неестественно, сводя бедра и чуть не до хруста сжимая бока Бьякуи, закатил глаза. Этого зрелища Бьякуе вполне хватило, чтобы кончить; он рухнул сверху на неловко выгнувшегося Куросаки, смежил веки – на секунду, чтобы перестали скакать перед взором феерические цветные рисунки – и провалился в душную темноту…
**********
- Маньяк ты, Бьякуя, - недовольно ворчал Ичиго. – Ай, щиплет!
- Потерпи, - Кучики действительно чувствовал себя виноватым. Да и кто бы не почувствовал, очнувшись в обнимку с пятнадцатилетним мальчишкой, раскрашенным кровавыми разводами и шикарными синяками? Хорошо хоть, ранка на запястье худо-бедно затянулась, и Куросаки не истек кровью за то время, которое они вместе провалялись на непотребного теперь вида ковре.
- И потом, ты же сам хотел, - вполне резонно заметил мужчина, осторожно массируя полосатую – точнее, клетчатую – спину Ичиго; вода, стекая по коже, замысловатым образом обводила свежие рубцы.
- Но не так же! – огрызнулся парень, потом покраснел, видимо, сообразив, что во все остальном сознался.
- Ну извини, перестарался, - вздохнул Бьякуя. Ичиго запунцовел, заалела даже шея:
- Но мне понравилось…
- Это хорошо, - теперь Кучики зачем-то взялся намыливать ему плечи – уже раз третий, наверное.
- Да… - проклятье, от мальчика скоро пар начнет подниматься! Люди так не могут краснеть; впрочем, отчаянно смущаясь, говорил он вполне уверенно: - Ты еще заглянешь?
- Как время будет.
- А… ну… я буду ждать.
- Жди, - спокойно ответил Бьякуя. – А сейчас вылезай, я тоже хочу помыться. Еще ковер отчищать…
- А я – спать, - выпрыгивая из душа, нахально заявил риока. – И помогать не стану, даже не проси.
Кучики промолчал, чтобы не заводить спор, но про себя все же удивился – ну откуда на его голову берутся такие мальчишки?..